«Пушкин – наше все», – слышит каждый, начиная со школьной скамьи. Будучи погруженными в культуру, мы уверены, что знаем почти все нюансы его биографии, но так ли это? Вот несколько интересных и даже мистических фактов о Пушкине – главном поэте и бузотере страны.
По промокоду march20 дарим скидку 20 % на каталог Литрес! (включая новинки)
Посещение гадалки Кирхгоф
Эта история о Пушкине подобна сказке с самого начала: жила-была известная в Петербурге гадалка Кирхгоф, которую уважали, почитали и к которой обращались за советом знатные люди. И Александр Сергеевич не стал исключением. Разные источники говорят, что Пушкин и вовсе был последним посетителем, кому она гадала.
Дамы высшего света приглашали Кирхгоф к себе в гости, посылая за ней кареты. Мужчины часто сначала смеялись и называли ее предсказания ложью и дуростью, но когда выходили от гадалки, то сразу же теряли прежнюю веселость. И, как свидетельствуют воспоминания современников, пророчества фрау Кирхгоф сбывались регулярно, но ее портрет отсутствует – все описывали гадалку по-разному: кто-то говорил, что она напоминает старушек Рембрандта, кто-то сохранил ее в памяти полной дамой неприятной наружности.
В первые минуты встречи Кирхгоф с еще неизвестным поэтом она сказала, что Пушкин будет «важной головой», но интерес не в этом. Именно она была той, чье пророчество о смерти поэта в 37 лет сбылось. «Кончите жизнь насильственной смертью от белой лошади или от руки высокого белокурого человека» – таким было таинственное предсказание, по воспоминаниям самого Пушкина. Дантес, к слову, был белокур и явился на дуэль на белой лошади. Не обманула гадалка поэта, предрекая две ссылки: как и обещала, все сбылось.
Пушкин панически боялся исполнения пророчества Кирхгоф – и одновременно с этим ждал его. Он уверенно стрелялся на дуэлях, зная, что убьет его другой соперник. Избегал светлых голов и лошадей, не приближался близко к друзьям-блондинам. Однако даже к поэту судьба не стала благосклонной – будущего не изменить ни Пушкину, ни любому другому человеку. Так, Александр Сергеевич был серьезно ранен на дуэли (предполагается, что это его 21-я дуэль) и через два дня скончался.
Если вам вдруг интересно, как гадала Кирхгоф, вот ответ – на кофейной гуще.
Пушкин и масонская перчатка Вяземского
Звучит, как один из сюжетов саги о Гарри Поттере. И эта история не лишена своей мистики. Приверженность Пушкина масонству оспаривается; есть определенное число тех, кто считает членство Пушкина в масонской ложе возможным, но есть и круг утверждающих, что он никогда не был посвящен. Хотя у нас имеются кишиневские дневники Пушкина, в которых он записал нечто подобное: «4 мая я был принят в масоны» и «В Кишиневе я дружил с Раевским, Пущиным и Орловым… Я был в кишиневской ложе, основанной генералом Пущиным». Эта ложа просуществовала недолго, но определенно имеет свою историческую ценность.
На похоронах Пушкина друг поэта – Петр Вяземский – положил с ним в могилу свою перчатку, об этом вспоминает Александр Тургенев. И поступок Вяземского действительно склоняет нас к мысли – скорее всего, да, Пушкин являлся масоном. Это был не только жест прощания с другом, но и жест прощания с членом масонского ордена – обязательная часть траурного ритуала. Каждый вступавший в общество получал три пары белых перчаток, которые различались по значимости: «Примите первые мужские белые перчатки и храните их всегда; другие перчатки носите вы, любезный брат, всегда на братских собраниях; третьи – женские перчатки – отдайте той женщине, которую больше всех почитаете».
Вяземский же положил с поэтом одну из первой пары – самой важной для члена общества. Оставил он с Пушкиным не только перчатку, но и часть себя. Это было как братство во всех смыслах, так и вечное творческое признание друг друга.
Сверчок Пушкин в «Арзамасе»
«Арзамас», в отличие от общества «Беседы любителей русского слова» (министры, титулованная знать и митрополиты), был веселым литературным кружком и собранием друзей (членами были известные друзья Пушкина – Вяземский и Батюшков), славился своими ритуалами посвящения (поцелуй с совой, стрельба по чучелу Шишковского).
Именно на этих собраниях участники отпевали живых членов «Бесед» и поклонялись гусю. Противопоставляя себя столичности, они выбрали и само название – нижегородский уездный городок Арзамас, о котором никто и не слышал. Даже в своей брошюре они насмехаются над «утонченным вкусом» столицы – Ахилл (Батюшков) и Кассандра (Блудов) пишут: «Безделки двух беспечных провинциалов могут ли не оскорбить невольно утонченный вкус столицы?»
Все участники носили прозвища, заимствованные у Жуковского, – Пушкину досталось лаконичное «Сверчок». Вот как выглядели заседания кружка в изложении Александра Тургенева: «Ахилл и Сверчок, проводя Светлану, сейчас возвратились, и Сверчок прыгает с пастором Ганеманом. Иду усадить его на шесток…» Они не решают государственных дел, не принимают на себя историческую ответственность и не занимаются просвещением, главное – шутка, арзамасская «галиматья».
Отдельная роль отводилась красному колпаку (раскрывается в одной из речей как украшение якобинцев) – его носил каждый председатель собрания и в нем же выступал любой новобранец. Белый колпак предлагался всем провинившимся перед «арзамасскими гусями» (членами общества).
Сверчок-Пушкин упоминается в документах «Арзамаса» один раз, но его значимость и преданность обществу этим упоминанием, конечно, не исчерпывается.
Надзиратель-француз и побег под его фамилией
Одна из самых любимых легенд Царскосельского лицея – строгого учебного заведения с серьезным внутренним распорядком и запретом на выезд во время учебного года. Надзирателем в лицее был француз Трико, властный и требовательный служащий, у которого Пушкин многократно пытался отпроситься в Петербург к родственникам (неофициальная причина – провести в столице праздный уикенд).
Пушкин и Кюхельбекер страстно желали уехать в северную столицу, что, конечно, было запрещено, но они нашли способ обмануть систему. Выйдя за ворота лицея и добравшись до места на первом же экипаже, учащимся нужно было преодолеть заставы – пункт контроля и охраны, который требовал называть фамилию и цель приезда. Шутники вслед друг за другом назвались: «Александр Однако» и «Василий Двако». Охрана удивилась, но так и записала, пропустив молодых людей.
Но гувернер Трико, отправившийся вскоре на поиски беглецов, честно ответил на вопрос контроля, во что заставный уже не поверил, оставив несчастного на сутки под арестом в кутузке, пока пропащие лицеисты веселились в Петербурге.
Женоненавистничество и смешные эпиграммы
Сейчас раннего Пушкина вполне можно оценивать как модель творческой личности, которая пришлась по вкусу современным отечественным рэп-исполнителям: постоянные дуэли, ссылки, хмельные удовольствия и поклонницы. Если к алкоголю поэт относился с уважением и принятием – «пусть наша ветреная младость потонет в неге и вине», – то женщин ждало совсем другое, хотя и не было лишено своеобразного очарования и вдохновения.
Люди до сих пор спорят, кто же на самом деле Пушкин – женоненавистник или феминист? У него есть сильные женские персонажи и воспевание красоты, но в то же время известны ужасные подробности общения с Анной Керн; утверждения, что свою жену, Наталью Гончарову, он не любил и женился из долга; высказывания о «блуднице» Жорж Санд и список из 37 женских имен, обладательницами которых был увлечен поэт (княгине Вяземской он вовсе признается, что Наталья Гончарова – 130-я влюбленность).
Что случилось с Керн? История знает мало стихотворений Пушкина, посвященных объектам его страсти, у которых точно известен адресат, но строчки «Я помню чудное мгновенье…» стали именно этим счастливым случаем. Анна Петровна гостила в Михайловском в 1825 году, будучи уже замужем за военачальником Ермолаем Федоровичем. Во время этого визита Пушкин подарил ей известное стихотворение с первой главой «Евгения Онегина». Дал волю своим чувствам, но скоро остыл: через три года гений реализовал свои намерения в отношении Керн плотским образом, романа не случилось. Так, лежащий на столе «камень, о который споткнулась» некогда любимая женщина, превратился в суровое и даже горделивое письмо Алексею Вульфу со словами о «вавилонской блуднице».
Пожалуй, отвлечемся от драмы и обратим внимание на эпиграммы. Женщин-писательниц, конечно, не любили, но Пушкин позволяет себе отнюдь не робкие насмешливые стишки:
Пучкова, право, не смешна:
Пером содействует она
Благотворительным газет недельных видам,
Хоть в смех читателям, да в пользу инвалидам.
(Про Пучкову)
Касаются шутки поэта не только женщин с пером в руке:
Всё пленяет нас в Эсфири:
Упоительная речь,
Поступь важная в порфире,
Кудри черные до плеч,
Голос нежный, взор любови,
Набеленная рука,
Размалеванные брови
И огромная нога!
(Про Колосову, играла в «Эсфири» Расина)
Иной имел мою Аглаю
За свой мундир и черный ус,
Другой за деньги – понимаю,
Другой за то, что был француз,
Клеон – умом ее стращая,
Дамис – за то, что нежно пел.
Скажи теперь, мой друг Аглая.
За что твой муж тебя имел?
(Про Давыдову – жену Александра Львовича Давыдова)
Грубо, беспощадно и по-пушкински. Вот такие «Опасные связи» Шодерло де Лакло.
