«Сильная женщина» сегодня, какая она? Железные леди в XXI веке легко переживут расставание, построят карьеру, справятся с управлением крупной компанией и даже целой страной. Мы решим любые проблемы с помощью полезного гайда, личного психотерапевта, коуча, косметолога и фитнес-тренера. Нам больше не нужно думать о физическом выживании, поэтому мы так упорно занялись «личностным» ростом и саморазвитием.
На долю наших наш бабушек и прабабушек выпала совсем другая жизнь. Они самоотверженно «поднимали страну» и растили детей в одиночку, чтобы сегодняшние поколения людей жили в комфорте, не зная голода и войны.
«Живы будем — не умрем» — пронзительная автобиография простой сельской учительницы Татьяны Новоселовой, которая стала своеобразным памятником всем сильным женщинам, прошедшим через суровые испытания XX столетия. Война, голод, тяжелейшие жизненные условия и человеческая подлость не сломили автора и её маму. Даже в самых сложных обстоятельствах, они смогли не озлобиться и сохранить свое человеческое лицо.
Знакомим вас с фрагментом из этой удивительной истории!
Человек родился
В конце декабря 1943 года маме дали декретный отпуск на неделю по случаю предстоящих родов, а в придачу неожиданно порадовали тремя метрами ситца и отправили одну домой. В конце декабря морозы стояли под –25 с ветром, идти предстояло далеко, и все на своих ногах. Деревни дорогой встречались редко, кругом один лес. Зима была снежной. Иногда маленькие снежинки, словно белый пчелиный рой, падали с веток деревьев на голову, лицо. Снег хрустел под ногами, как сухари. Волосы из-под платка седели на морозе, пар от дыхания туманил глаза и мешал идти. Кругом таежная ширь и раздольность тайги. И чего только не передумаешь за дальнюю дорогу! Кругом ни души, только лес по обе стороны дороги стоит стеной. Молчат оба, но могут и расшуметься: он в бурю, а она только лишь в праздник, но о них, о праздниках, уже давным-давно все забыли. Да, сжились мы здесь, в вековой глухомани, с лесом, как со своим именем. И какая участь ждет нас? Может, вместе и погибнем. Он — от пилы и топора, а мы — от войны: от голода и холода. «И зачем я такое думаю сейчас? — спохватилась вдруг она. — Выбросить надо это из головы, мне такое сейчас думать не положено, а то ребенок угрюмый родится, а кто на свет идет — тому надо жить и радоваться».
Вокруг на огромном пространстве звенела тишина, лишь одна-единственная дорога вела взор вперед. Будущая мать прибавила шаг, но думы, чаще всего тревожные, наваливали на нее снова и снова. В длинном шугае идти неудобно и тяжело, но, слава Богу, ветер не мог просквозить. На ногах у колхозницы обутки. Так назывались в наших краях легкие полуботинки из кожи, которые шили сами. Хорошо, что мама все умеет делать своими руками. Специально для лесозаготовок пришлось связать две пары длинных толстых шерстяных чулок, как говорила она, «за коленко». Зимой их сразу вместе и надевала. В ту пору редко у кого были валенки, а главное, шерсти не было, ее «отдавали государству».
Что было у нее на душе, когда шла она с тяжелой ношей одна в почти необжитых местах? Скорее всего, в таких условиях всякий спешит засветло дойти до ночлега. Вот наконец-то под вечер улыбнулась маленькими, еле мерцающими огоньками маленькая деревушка Фадюшино, она уже уткнулась в ночную синь. Рано наступает в наших краях ночь с ее ярко-светлыми звездами, тишиной, необъятным небесным простором. В первый день пути прошла со мной мама почти 20 километров.
Когда хотела пить, ела чистый снег. Остановилась на ночлег в Фадюшино у незнакомых людей, которые, жалеючи, пустили переночевать женщину на сносях. Уснула конечно же сразу крепким сном, а утром обнаружила, что такие желанные три метра товару кто-то украл из-под головы. Хозяева избы начали горевать вместе с ней и хлопать себя по бедрам.
— Наверное, соседка тяпнула, это она нечистая на руку.
Мама, поняв, что искать потерю бесполезно, «завыла горьким горячим» и начала подвигаться к дому с пустыми руками. Хоть слезами горю не поможешь, но повоешь — легче станет. «Кто взял грех на душу, пусть с ним и живет», — рассудила она.
Второй день пути был более тревожный, чем первый. Начала ныть спина, очень хотелось есть. За украденный товар ее даже не попотчевали, как следует. Дул легкий ветер, поземка переметала дорогу. Мороз бодрил, румянил щеки, щипал. Кончики пальцев рук и ног начали подмерзать, так как идти быстрым шагом не было сил. Мама не знает еще, кого несет под своим сердцем: сына или дочь. Сын — это хорошо, в наших суровых краях жить с сыном легче. Будет дрова на зиму припасать, рыбу ловить, но ей хотелось дочь, она ближе к матери.
Будущая наша жизнь вся на воде вилами писана, до этого еще много воды в Туре утечет, надо сперва благополучно разрешиться, а теперь до деревушки Старой Шишкиной дойти. Там жила мамина родная сестра Матрена, пятью годами старше. «У Моти и передохну», — подумала она. Но, пройдя час-другой, ей нестерпимо захотелось полежать, а потому пришлось по пути зайти к знакомым в деревню Моторина.
Добросердечная хозяйка дома приветливо встретила женщину.
— Опнись, Лизуха, ты ведь не простая идешь, с ношей. Полежи на лавке.
И хозяйка предложила под голову непрошеной гостье подушку. От тепла, приюта наша путешественница разомлела и быстро заснула. Когда проснулась, ей предложили поесть «что Бог послал». Завязался разговор.
— Откуда и куда ты качаешься и не боишься, что дорогой прихватит?
— Мне на неделю декрет на лесозаготовках дали, вот и продвигаюсь к дому.
Хозяйка тем временем внимательно посмотрела на маму.
— Ты ведь первородок и еще ничё не знаешь, а мы, бабы, народ терпеливый да безответный, не зря ведь пословицу придумали: «Куда черта не понесет — туда бабу надо послать».
Мама с этим согласилась:
— Так оно и есть. Вон у меня товар из-под головы утащили и хватай-имай, я ничё и сказать не могла на это.
— Ага. В твоем положении всем попустится, лишь бы самой заживо ноги унести. Наплюнь уж, Лиза, на товар, береги свою кровиночку — ее тебе уж недолго осталось нести. Верю, не дай Бог никому на худого человека натакаться. Худого человека не научишь. Идет такая война, горя да слез в каждом доме, хоть отбавляй, забот — полон рот, а тебя еще и свои нагнут. Ладно, не страдай, Лиза, переживем, не это еще люди переносят. Зато много трудодней, наверное, заробила?
— Там много не заробишь, лишнее не запишут, да кормил нас колхоз. Везде ведь счет да выкладка. Нормы на трудодень высокие, еле я их выполняла с брюхом-то. А будь что будет. Вспомнили еще десятников, которых понужать да шпиговать «нашего брата не учи, они на том коне сидят…». Хозяйка в беседе не спускала глаз с гостьи и смекнула, что ее пора выпроваживать из дома.
— Иди, Лиза, с Богом засветло к сестрице, а то дорогой прижмет, не дай Бог, чё тогда станешь делать? Вся жизнь насмарку пойдет, да не одна.
Марья перекрестила маму и с опаской отправила за порог. Вечерело. Мама вздохнула, перекрестилась: хоть бы дал Бог благополучно до сестрицы Матрены добраться.
— Мотя у нас хорошая, и Тихон, ее муж, — председатель другого маленького колхоза, мужик умный и рассудительный, хорошо меня примут, знаю.
Она шла медленно и пыталась представить свою дальнейшую жизнь. В сложившихся обстоятельствах ничего хорошего не сулила ей судьба. Ей отлично виделась обреченность на вечное одиночество. Будущая роженица глубоко дышала. Тяжелые думы одна за другой наваливались на нее. Она уже чувствовала, что эта война возьмет Серафима. Вечно бывает так, что в глубине любви познается и час разлуки. «Серафим молодой, неопытный. Не такие мужики головы сложили, вон сколько в деревне похоронок получили, а по душе уже не найдешь, и буду я без любви, заботы одна вековать. О нет, сейчас уже не одна». Ребенку как будто передались ее мысли, он дернулся, начал вести себя беспокойно и мешал ускорить шаг. «Видно, мерзнет, — решила она, а сама продолжала разговаривать с собой: — Вот рожу, и в небе новая звезда вспыхнет. В нашем селе издавна считали, что если человек родился, то на небе загорелась новая звезда, а если умер — погасла». Помню, как часто смотрела я на небо и думала: а где там моя звезда?
Итак, мама все еще идет одна по лесу. К вечеру мороз усилился, подул ветер, нагнал черных туч и вконец перепугал одинокую женщину в тягостях. «Надо продвигаться быстрее, — приказывала она себе. — Хоть бы успеть до темноты в Шишкину доползти. Там переночую, а уж завтра, Бог велит, буду дома». Неожиданно белым пухом повалил снег, впереди ничего не стало видно, только одна белизна кругом. Тут останавливаться нельзя, в таких случаях можно у родного дома закружиться и заплутать. Хорошо, что до деревни рукой подать. Неожиданно деревня стала подавать свои житейские зимние звуки: скрип полозьев саней, цоканье копыт лошади, визг пилы.
