В современной фантастической литературе есть множество ярких писателей, чьи работы заслуживают внимания. Однако, несмотря на коммерческий успех, с конца ХХ века книжный мир так и не увидел новые имена, масштаб которых мог бы встать в один ряд с творчеством условного Рэя Брэдбери или братьев Стругацких (хотя талантливых прозаиков хватало).
Эту и многие другие темы обсудили в большом интервью с Константином Образцовым – писателем, автором романов «Красные Цепи», «Молот Ведьм», «Культ», «Единая Теория Всего», лауреатом литературных премий «Рукопись года», «Живая книга», номинантом премий «Новые горизонты» и «Интерпресскон», магистром русской филологии и культуры.
Получился увлекательный разговор о современных книжных трендах, нашумевших сериалах (от нового «Властелина колец» до «Мира Дикого Запада») и общем состоянии литературной индустрии. А в конце всех читателей ждёт сюрприз – топ любимых произведений, гениальность которых не осознавали даже их создатели.
Было бы интересно услышать от вас как человека с филологическим образованием, какой видите современную литературу (в особенности это касается фантастического и остросюжетного жанра, которые сейчас переживают эпоху своего расцвета) и кто из авторов нынешнего поколения может удивить читателей как в плане «работы со словом», так и сюжетной составляющей?
Константин Образцов: Благодарю за приглашение к интересной беседе! Ответ на вопрос о состоянии современной литературы вообще и остросюжетного направления в частности требует по меньшей мере отдельной статьи, хотя вполне может стать и основой для монографии, а то и диссертации на соискание докторской степени. Ситуация интервью не предполагает настолько пространного изложения, поэтому попробую ограничиться тезисами.
Фантастическое в литературе – это прием, а не предмет описания. Он позволяет расширить изобразительные возможности автора, усилить метафору, ярче выразить основную идею. Принцип действия, к примеру, звездолета прямого луча или оккультная механика смертоносных заклятий – это страшно интересно, конечно, и очень вкусно, но не представляет ценности в отрыве от смыслов. Таким образом, фантастика как направление не существует вне ключевых факторов национальных и мировых литературных процессов.
Сегодня количество произведений, предлагаемых читателю в традиционном и электронном формате, превышает не только реальную возможность с ними ознакомиться, но и все разумные пределы. В одну из нескольких десятков редакций крупного издательства в день поступают до тысячи рукописей; сколько их публикуется на различных сервисах электронного самиздата, я не знаю, но полагаю, что никак не меньше. При этом в структуре свободного времени на чтение художественной литературы приходится все меньшая доля за счет конкуренции с информационными и развлекательными аналогами.
Нужно почитать новости в телеграм-каналах, которые сегодня вполне успешно заменяют остросюжетную прозу и фантастику: можете выбрать истории о суровых военных буднях с душераздирающими фотографиями или эпичные саги про борьбу тысячелетней Руси с четвертым ЛГБТ-рейхом и неоконами – куда там «Игре престолов»! Или конспирологические новеллы про чипизацию, перед которыми стыдливо померкнут «Секретные материалы»; или что-нибудь в духе «Карточного домика» про противостояние «башен» – в общем, что угодно можно выбрать, и это будет сериал, развивающийся в реальном времени, с реальными действующими лицами и с возможностью поучаствовать интерактивно, устроив скандал в комментариях.
Мало Телеграма – пусть и через VPN, но надо на несколько минут зайти в Инстаграм, чисто посмотреть, что там нового; новая серия или новый сезон чего-то стоящего начались в одном из нескольких онлайн-кинотеатров; видеоблогеры тоже не дают заскучать; не забудем еще про обучение и саморазвитие – и где тут место для чтения?
Но вот я все же захотел почитать что-то новое, и передо мной тысячи авторов и десятки тысяч названий. Выбирать долго я не хочу и не буду, а значит, или выберу что-то знакомое (автора, серию), или новое из того, что получилось заметить. Система экономических стимулов в ситуации дремучего консюмеризма выстроена так, что знакомым или заметным станет вовсе не обязательно лучшее. Мифы времен романтического капитализма: лучший продукт непременно станет успешным. Совершенно и категорически нет: продукт будет успешным за счет дистрибуции, продвижения и – внимание! – соответствия ожиданиям потребителей, каковые регулярно снижаются со временем. Полтора века назад «Бесы» стали литературным событием: все читали, обсуждали и спорили. Сегодня в массе своей публика вряд ли одолеет и краткий пересказ. Никому – и читателю, увы, в том числе – не нужно самое лучшее, талантливое и уж тем более, не дай Бог, гениальное. Нужно удовлетворительное, быстроусвояемое и оборачиваемое. Выбор перед издателем: новый Набоков или совсем не Набоков, но точно будет продано под сто тысяч экземпляров? И выбор перед читателем, кстати, похожий.
Вы упомянули расцвет фантастического направления: какой расцвет? Востребованность развлекательных произведений не равна художественному развитию; может быть, есть новый Азимов, Стругацкие или Ефремов? Кстати, если они есть, то издают сами себя, например, на ЛитРес: Самиздат, и о них никто никогда не узнает. И про гениальных постмодернистов не узнают. И про модернистов. У поэтов вообще шансов нет никаких, если только не сочинят что-нибудь смешное на три строчки или не сбацают, обалдев, «дайте Оскар этой богине».
Можете ли рассказать о главных трендах современной фантастики? Что поменялось за последние 5–10 лет? Эволюционирует ли фантастика как жанр или же, напротив, подобно голливудским фильмам, скатывается в неизбежный entertainment, которые многие так безжалостно критикуют?
Константин Образцов: Процесс развития литературы как формы искусства идет и сейчас, просто его практически невозможно заметить – он превратился в своего рода истинный андерграунд. Сорок лет назад издательства вовсе не исполняли функцию содействия развитию литературы, блокируя или издавая минимальными тиражами произведения, не соответствующие господствующим идеологическим нормам, и художественное слово ушло в подполье и самиздат: «Обводный канал», «Часы», «Сумерки», «Митин журнал», тексты рок-клуба, котельные, квартирники, фотокопии «Мастера и Маргариты» и машинописные сборники Хармса.
Сегодня мы, оставаясь в ситуации окраинного капитализма, продолжаем мыслить шаблонами «рынка», «обложек», «прогрева аудитории» и «приоритета продаж» над всем прочим:
– Что за дрянь ты издал?
– Да, но зато как продается!
И если это действительно решающий аргумент, то о каких авторах и поколениях, удивляющих читателя смыслами и совершенством формы, можно говорить?
Один мой постоянный читатель в разговоре употребил выражение «событие на рынке фантастики». Событие на рынке – это драка между продавцами помидоров; литература на рынке не существует.
Мы продолжаем находиться в системе ценностей, предназначенной для дикарей; мы все еще бежим туда, откуда весь мир, который мы не без оснований называем «цивилизованным», давно ушел в сторону эволюционных целей, разумного потребления, целостности, социальной справедливости, оставив варварам третьего мира измерять успех «ламбами» и стеклянными бусами. В свое время развитие литературы не смогли остановить административные ограничения, но перепроизводство и рыночный подход надежно скрыли признаки такого развития под валом «обложек» и «текстов», а совершенно заброшенный читатель, воспитанием вкуса которого никто не занимается за ненадобностью, утерял потребность к высокому качеству формы и содержания. Замкнутый круг: даю то, что едят, – ем то, что дают.
Новые Брэдбери или Стругацкие сегодня размещают свои тексты на ЛитРес: Самиздат и получают от издательств презрительное молчание или брезгливое «для нас это неформат». У них примерно с десяток читателей: три друга, четверо коллег – Брэдбери работает программистом, Стругацкие ремонтируют компьютеры и телефоны – жена и двоюродный брат. И один настоящий читатель, каким-то немыслимым чудом нашедший, и прочитавший, и пришедший в восторг: он пишет им письма и отзывы, требует продолжений и даже размещает на своих страницах цитаты, но он один, что маловато для «прогрева» и «сарафана».
Исключительно наша, отечественная, специфика – это вторичность. Если нужно будет похвалить автора, то его назовут «русский кто-то»: Стивен Кинг, Дэн Браун, но никак не «новый Грин», например. Потому что, во-первых, кто такой Грин? А во-вторых, мы приняли по умолчанию как непреложный факт, что эталон литературы и кинематографа – там, а нас тут в лучшем случае найдется Левша, способный подковать чужих блох. «Новый российский блокбастер – на уровне голливудских фильмов!» Выше уровня, как известно, не существует.
Это началось не сегодня и не позавчера; источников тому несколько: от русского исихазма и отсутствия в России литературной традиции как таковой, до культурной катастрофы 90-х, когда собственное невежество и дикарство сделалось новой национальной идеей и основой для карго-культа, когда все лучшее – это копии того, чем владеют цивилизованные белые люди.
Собственно, это и стало основой издательской политики последних десятилетий – а она у нас, как известно, монопольная: бесконечно тиражируем старых авторов, а все новое будем брать из-за рубежа, плетясь в хвосте зрелых трендов, будь то скандинавские триллеры, истории о профайлерах и маньяках, мистические триллеры и пр.
– Вот, есть рукопись про серийного убийцу на крайнем севере.
– Нет, не нужно: в последние пять лет такое никто не читал, а значит, и дальше не будут.
Через пять лет:
– Всем рецензентам! Пропускаем романы про серийных убийц на крайнем севере вне очереди! Это, оказывается, новый западный тренд!
Стоит ли удивляться тому, какое количество читателей кривится от словосочетания «русский автор»?
Потому что знают, что получат нечто вторичное.
В серии «Красные цепи» вы обращаетесь к мрачной эстетике Санкт-Петербурга образца девяностых и нулевых, разбавляя общий фон повествования множеством литературных и кинематографических отсылок. Какие писатели и режиссеры подтолкнули вас к этой идее? Видел в аннотации упоминание Тима Бёртона, и сразу же вспомнился его легендарный Бэтмен (который во многом, лично на мой взгляд, вдохновлялся нуаром Мартина Скорсезе, перенеся его лучшие элементы на реалии Готэма).
Константин Образцов: Последние пять лет я несколько десятков раз говорил и писал о том, что не существует серии «Красные цепи», что серия предполагает единство персонажей, сюжетов и тем, чего нет в тех трех романах, которые почему-то объединяют подобным образом. Но все без толку. Поэтому я не знаю, как ответить на этот вопрос. Например, в «Красных цепях» действительно можно увидеть характерные культурные признаки нулевых, но «Молот ведьм» и «Культ» – это уже очевидные десятые. Петербург как активное место действия присутствует в двух романах, но в «Культе» события происходят в другом городе, да и Петербург в «Красных цепях» и «Молоте ведьм» отличен настолько же, насколько различны по тональности, стилистике и смыслам эти две книги.
Упоминание Бёртона, конечно, актуально для «Красных цепей», этого феерического постмодернистского карнавала, аттракциона с вампирами, оборотнями, рыцарями, секретными агентами, шпионами, алхимиками и роковыми красавицами. Он таким и задумывался: обыгрывающим клише, в меру ироничным, в меру серьезным и непременно захватывающим. «Молот ведьм» вышел в большей степени из боли, чем из удовольствия, и несет в себе эту боль, отраженную в образах крайней жестокости и брутальной непристойности. «Культ» – про одиночество, безысходность; про незаметных детей во внешне благополучных, но в разной степени травмирующих психику семьях; про внутренних демонов и взрослые игры. И я не знаю, где тут мрачная эстетика Петербурга.
Видел, что в списке ваших любимых авторов русская классика вполне гармонично соседствует с американскими детективами (привет Линкольну Чайлду) и научной фантастикой в лице того же Дэна Симмонса. Мне кажется, подобное сочетание авторов хорошо отображает тот стиль, которого вы придерживаетесь. Одна серия полностью посвящена криминальному экшену в суровых отечественных реалиях, вторая переносит читателя в другую временную эпоху, по которой сейчас многие ностальгируют, – 1980-е. Казалось бы, два разных подхода к сюжету, но есть и явные точки пересечений: Петербург образца разных временных эпох и детективная составляющая. Причем у меня есть интуитивное ощущение, что в описании Петербурга не обошлось без Николая Васильевича Гоголя, изображавшего этот город как место тотального разгула преступности, которое подавляет личность. Расскажите, как появились идеи двух настолько разных серий?
Константин Образцов: Вижу, что снова не обойтись без уточнений.
Про серию уже высказался; теперь не могу не отметить, что я не посвящал никогда и ни одного своего произведения полностью криминальному экшену! Есть детективные элементы в некоторых романах; есть криминальная составляющая как неотъемлемая часть общественного ландшафта, не более.
Про существование какое-то своей второй серии узнал только что. Ничего не могу по этому поводу сказать.
Еще одной новостью стал «тотальный разгул преступности, который подавляет личность» в «Петербургских повестях» Гоголя. Это про что? Про отобранную у Акакия Акакиевича шинель? Так его личность была подавлена не тем вовсе и задолго до того. И повесть совсем не об этом. Да и преступность не разгулялась особенно. Или про девушку с пониженной социальной ответственностью в «Невском проспекте»? Вряд ли тянет на тотальный разгул. Про абсурдистский «Нос» и чисто романтический «Портрет» и говорить не приходится.
Расскажу одну историю.
Год или два назад разместил публикацию у себя в социальных сетях на тему, что можно органично и непротиворечиво совмещать разные треки: вот, например, я эксперт-консультант по организационной культуре и писатель, чувствую себя комфортно в обеих ролях. И даю ссылку на свое видеоинтервью как раз по теме организационной культуры и систем управления. Через некоторое время мне присылают другую ссылку, на публикацию про меня: автор Образцов разочаровался в писательстве, сообщает, что он теперь «увы, финансовый аналитик» и учит финансовой грамотности на видеокурсах.
Понимаете, о чем я?…
Есть такие забытые понятия, как вдохновение, например, или творческий путь. Писатель следует по этому пути туда, куда направляет его художественное чутье, интерес, совесть; он изменяется, эволюционирует, экспериментирует с формой и содержанием, оставаясь, что важно, честным перед самим собой. Здорово, если на этом пути его сопровождает большая компания читателей-единомышленников, но даже если их не станет вдруг вовсе, это не повод изменять себе, своим эстетическим и этическим убеждениям.
Каждая из моих книг – это шаг на творческом пути; я с удовольствием написал «Красные цепи», с искренней болью – «Молот ведьм» и «Культ»; следуя изменениям в художественном взгляде на мир, предпринял его исследование в «Единой теории всего» и продолжаю в «Кухонных астронавтах». Этот путь полон невероятных открытий и удивительных неожиданностей, но только тогда, когда следуешь ему без оглядки.
Кстати, смотрели первую часть «Майора Грома» – пожалуй, первого российского боевика, который изобразил Санкт-Петербург, отталкиваясь от стилистики комиксов? Понравилось?
Константин Образцов: Посмотрел примерно 15 минут первой серии. Наверное, это все, что могу сказать.
Хотели бы, чтобы ваши произведения тоже перенесли на большие экраны? Может быть, даже есть режиссеры, с которыми хотели бы поработать в будущем?
Константин Образцов: Права на экранизацию всех четырех романов уже приобретены. Не знаю, как насчет больших экранов, но в настоящее время идет написание сценария и подготовка к съемкам сериала «Культ» для экранов малых: ожидается выход в онлайн-кинотеатрах в следующем году.
В конце августа любителей фантастики порадовали (а кого-то не очень) сразу 3 яркие экранизации: приквел «Игры престолов» («Дом Дракона»), а также сериалы «Песочный человек» (по мотивам комиксов Нила Геймана) и «Властелин колец: Кольца власти» про Вторую эпоху Средиземья. Какой из этих проектов ждете больше всего?
Константин Образцов: Я, наверное, посмотрю третий. «Властелин колец» долгое время был одной из моих любимых книг: я читал первую часть еще в первом советском издании 1980 года, с сокращениями, а «Сильмариллион» и вовсе в самиздате. Для меня это важная и дорогая история.
Стоило ли шоураннерам перезапускать «Игру престолов», или же это тот самый пример, когда нужно вовремя сказать себе «стоп», ведь велик риск не повторить ту высокую планку, которую поставил сериал? (Хотя, безусловно, даже в подобных историях бывают исключения из правил – например, «Лучше звоните Соулу», приквел многосерийной криминальной драмы «Во все тяжкие», который хоть и не дотягивает по ажиотажу до оригинального сериала, но в отдельных моментах даже его превосходит).
Константин Образцов: Я не любитель «Игры престолов», а «Во все тяжкие» и «Лучше звоните Солу» не смотрел вовсе. Но скажу о продолжениях на примере других, очень любимых мною проектов: «Мир Дикого Запада» и «Секретные материалы».
Мне кажется, есть сериалы, предполагающие возможность бесконечного тиражирования, а есть те, которым это противопоказано с художественной точки зрения. Первый сезон «Мира Дикого Запада» был совершенно законченным высказыванием с точки зрения как формы, так и содержания и высказыванием, на мой взгляд, блестящим. Но в логике капитализма успех нужно монетизировать до абсурда, и только безусловный талант Нолана и Джой не дали превратиться сериалу в нечто совсем постыдное: вторым сезоном ответили любопытствующим на вопрос: «А что было дальше?». Третий очевидно является отдельной историей, которую вписали в художественный мир; четвертый не без успеха продолжает тему противостояния живого и мертвого, но… Без этих продолжений можно было обойтись. Ничего нового они не сказали.
Как и вымученные последние сезоны и полнометражные фильмы «Секретных материалов». Да, этот сериал как раз можно было продолжать долго, поддерживая очарование харизмой персонажей и условной мифологией, но в конце седьмого сезона шоу оказалось логически завершено, и красиво, с нужной степенью недосказанности, так что совершенно лишним было позориться, заканчивая историю несколькими беспомощными самопародиями.
Какие книги вы бы порекомендовали нашим читателям?
Константин Образцов: Давайте начнем с классической фантастики:
братья Стругацкие «Пикник на обочине», «За миллиард лет до конца света» – на мой взгляд, гениальные вещи, гениальность которых не осознавали даже авторы;
И.А. Ефремов «Час Быка» – классика антиутопии не хуже Хаксли и Оруэлла; книгу в 1970 году изъяли из продажи и библиотек, а Ефремов – коммунист с безупречной репутацией и ученый с мировым именем! – попал «на карандаш» КГБ;
Г.С. Мартынов «Гианэя» – вы влюбитесь, если не разучились влюбляться. Продолжим лучшим из мистического:
Г. Майринк «Голем», «Ангел Западного Окна» – немецкий декаданс, таро и алхимия в книгах настоящего эзотерика начала 20 века.
Любимая классика – Ч. Диккенс «Дэвид Копперфильд», «Большие надежды». Удивительно актуально спустя полтора века: узнаваемые образы, блестящий слог, английский юмор. Толстой сказал: «Просейте всю мировую литературу – останется Диккенс».
Э.Т.А. Гофман «Золотой горшок», «Принцесса Брамбилла», «Выбор невесты», «Повелитель блох», «Майорат», роман «Житейские воззрения кота Мурра» – классика немецкой романтической новеллы: стихийные духи, волшебники, призраки, экзальтация, страх, смех, вино и пиво рекой, кот пишет роман от первого лица!
И просто прекрасная проза:
К.Р. Сафон «Тень ветра», «Игра ангела», «Узник неба», «Лабиринт призраков», «Марина» – наверное, лучшее из современного: Барселона как сестра-близнец моего Петербурга, дожди, семейные тайны, склепы, скелеты и роковая испанская страсть;
Т. Бенаквиста «Сериал (Сага)» – лучшая книга о природе творчества; если вы пишите – это для вас! К. Гамсун «Голод», «Пан», «Под осенней звездой» – медитативная классика норвежской литературы начала прошлого века.
