«Кокон» как «Покаяние» по-китайски: чем удивит читателей многослойная сага Чжан Юэжань?

Китай – это далёкое. Чужое. Непонятное. Всё иное – язык, иные мысли, образы. Запад есть Запад – далее по Киплингу. И потому открываешь роман родом из Поднебесной с опаской – всё равно что вступаешь на минное поле. Да, уже прочитаны Лю Цысинь, Мо Янь, Дай Сыцзе, но это всё же скорее исключения: слишком много в них изначально европейского, написаны они, в том числе и с прицелом на западный рынок.Чжан Юэжань – дело иное: для Китая-то её книги не в новинку, а вот на Западе они пока ещё не прозвучали (русский – всего лишь второй язык, на который переведён «Кокон»). И что же получим мы, заглянув под плотный покров столь далёкой от нас реальности? Узнаем ли себя в персонажах или же, наоборот, откроем какой-то иной дивный новый мир?

Мальчик из самых низов общества Чэн Гун и девочка из номенклатурной семьи Ли Цзяци – пара невозможная для китайской «цивилизации статуса». Ли – внучка врача и медицинского функционера, Чен – внук санитарки и старика, вот уже пару десятилетий лежащего в вегетативном состоянии в больничной палате. Эта странная дружба продлилась совсем недолго, но наложила отпечаток на жизни обоих. 

Спустя много лет Ли возвращается в город, чтобы провести последние минуты с умирающим дедом (нелюбимым и не любящим), находит взрослого, но такого же одинокого Чэна, но не для воскрешения былой дружбы, а чтобы поставить точку в одной истории, которая оставалась для них загадкой всю жизнь. И которая связала две семьи тягостной и непреодолимой кармической связью.

Что отличает Чжан Юэжань от других известных авторов Поднебесной?

Китай – это далёкое. Чужое. Непонятное. Всё иное – язык, иные мысли, образы. Запад есть Запад – далее по Киплингу. И потому открываешь роман родом из Поднебесной с опаской – всё равно что вступаешь на минное поле. Да, уже прочитаны Лю Цысинь, Мо Янь, Дай Сыцзе, но это всё же скорее исключения: слишком много в них изначально европейского, написаны они, в том числе и с прицелом на западный рынок.

Чжан Юэжань – дело иное: для Китая-то её книги не в новинку, а вот на Западе они пока ещё не прозвучали (русский – всего лишь второй язык, на который переведён «Кокон»).

И что же получим мы, заглянув под плотный покров столь далёкой от нас реальности? Узнаем ли себя в персонажах или же, наоборот, откроем какой-то иной дивный новый мир? 

Начинаешь читать, и вдруг звучит музыка. Тихая, ровная. Лаконичная, без видимых крещендо и кульминаций, как речной поток. И вот ты уже плывёшь, не думая, что тебя затягивает в какую-то иную реальность, а просто наслаждаясь мелодикой языка (спасибо переводчице Алине Перловой, бережно переложившей на русский хрупкую, словно фарфор, структуру каждой фразы).

А потом начинается узнавание: да, Китай, но как же удивительно это похоже на нас! И сама идея романа о преступлении-покаянии, и знакомый формат семейной саги, и эмоции героев – всё вдруг кажется родным. Вот авторитарные бабушки – их так легко представить где-нибудь в «Похороните меня за плинтусом» Санаева, а общая идея кажется взятой прямиком из «Покаяния» Абуладзе. В середине книги эффект глубинного родства китайской драмы с русской литературой ещё больше усиливается – и вот мы смотрим на Байкал из окон поезда «Пекин-Москва», под завязку загруженного дешёвым ширпотребом.

Стилистические и сюжетные особенности

Две семьи, три поколения. Юность каждого пришлась на знаковые для Китая «эпохи перемен»: от «культурной революции» Мао до реформ Дэн Сяопина и волнений на площади Тяньаньмэнь. Здесь всё узнаваемо: «Культ личности» – «застой» – «перестройка». И лишь потом, постепенно, приходит понимание, что при всей обманчивой схожести сюжетов, эмоций, мыслей различия и двух культур – западной (и частично – российской) и восточной никуда не делись. А универсальность, даже космополитичность истории – лишь первый и не самый глубокий из её слоёв. 

В какой-то момент сравниваешь «Кокон» с любым из российских романов на ту же тему  – от подзабытых «Детей Арбата» Рыбакова до «Зулейхи» Гузель Яхиной – и ощущаешь глубинную, кардинальную разницу. Любая наша история – это прежде всего портрет эпохи, люди же здесь – лишь её проводники и заложники. Роман Чхань Юэжань, при тех же исходных – это прежде всего человеческая, семейная история. Все глобальные исторические этапы служат лишь для расстановки хронологических вешек, оставляя за человеком хотя бы видимость свободы выбора и не снимая с него ответственности за содеянное.

Похожие материалы:  «Пост 2. Спастись и сохранить»: какой вышла вторая часть аудиосериала Дмитрия Глуховского?

Пространства «Кокона» – это замкнутый, герметичный мир семьи, самодостаточный в своей трагедийности, практически невредимым проходящий через любые «эпохи великого перелома». Семья и её память – и есть кокон, в который заключены не только герои романа, но и в каком-то смысле – весь Китай, который сегодня всматривается в размытые контуры внешнего мира сквозь плотный покров (не случайно так часто встречается в романе образ тумана). 

Переосмысление прошлого сквозь события настоящего

Стабильность, традиции – это, то что спасало человека в Китае во все времена, оберегало его от потери самого себя, своей идентичности (в отличие от России, где исторические бури уничтожили институт семьи-очага), но в то же время мир этот душен, тесен, его уют – тюрьма, хотя для большинства героев является спасительной крепостью. 

Бунтарка – Ли, вырвавшись из семейного кокона во внешний мир, становится отщепенкой. Но свобода героини оказывается лишь видимостью: перебраться из маленького городка в космополитичный мегаполис, проще, чем скинуть с плеч давящий груз семейной истории. 

Ирония в том, что беглянка Ли Цзяцзи куда более зависима от семейного прошлого, чем её «правильная» двоюродная сестра Пэйсюань, строго следующая чисто китайскому культу предков. Для неё семейная история – алтарь, требующий лишь поклонения, но не оценки. Для Ли случившееся в далёком прошлом и, казалось, давно забытое – до сих пор открытая рана.

И здесь мы переходим к главному: поначалу кажется, что «Кокон» – классическая история преступления и наказания. Но вразрез с удобной схемой ни покаяния, ни осуждения здесь мы не увидим: единственное, что могут сделать герои – это просто перевернуть страницу общего семейного прошлого, приняв его тёмные стороны. Для западной (и русской) литературы куда привычнее герой, который, рыдая, выволакивает из могилы труп своего родственника, либо, напротив, обеляет и превозносит покойника. 

Но Чэн и Ли, встретившись у постели умирающего деда Ли, просто хотят наконец-то взглянуть на кокон своего прошлого со стороны. И поставить точку, разделавшись с тяготившей их тайной.

Итог

Эта книга красива и печальна, как осень – образ столь важный в китайской культуре. Она порой тиха и мудра, иногда – по юношески эмоциональна, но всегда глубока. В ней жизнь и смерть – одинаково важные части вечного круговорота и повседневности.  С прошлым, как и со смертью, бесполезно бороться, его бессмысленно отрицать или перекрашивать в разные цвета в угоду эпохе. Прошлое можно только осознать, усвоить уроки – и проститься с ним без ненависти. И идти дальше.

Понравился материал? Читайте и слушайте одну из главных художественных новинок весны!

Стандартное изображение
Издательство «Фантом Пресс»