В издательстве No Kidding Press выходит сборник эссе известной американской писательницы и журналистки Джоан Дидион – «Ползут, чтоб вновь родиться в Вифлееме». Мы попросили соосновательницу сайта «Кимкибабадук» Татьяну Шорохову поделиться впечатлениями после прочтения. Обзор получился очень личным – собственно, как и книги Дидион.
Меня попросили написать о сборнике эссе Джоан Дидион «Ползут, чтоб вновь родиться в Вифлееме». Невозможно рассказывать об этой книге не пропуская ее через себя, поэтому прошу великодушно простить за много «я» в этом тексте. Мне непривычно писать «я» – это же «последняя буква в алфавите», как мне внушали в пионерском детстве в уже несуществующей стране. Особенно удивительно читать, как 32-летняя американская журналистка из 1966 года пишет: «Нам с детства внушают, что другие – кто угодно, все – по определению интереснее, чем мы; нас приучают быть скромнее и не высовываться. Только детям и старикам позволено пересказывать за завтраком сны, распространяться о себе, перебивать беседу рассказом о пикнике на пляже, любимых платьях в цветочек и радужной форели в заливе близ Колорадо-Спрингс. От остальных ожидается – и недаром – что они изобразят недюжинный интерес к чужим платьям и форели».
Почему мне должна быть интересна эта работа? Я знаю Джоан Дидион только по исключительно печальной книге «Год магического мышления», написанной ею после смерти мужа. Отчасти она помогла мне справиться с депрессией после смерти отца, но сама Дидион неоднократно отмечает, что уход супруга – совсем не то, что уход родителей. И вот я открываю ее самый первый сборник эссе со словом «Вифлеем» в названии (оно немного меня пугает своим сочетанием согласных «в» и «ф» и сразу двумя «е»: если и есть что-то для меня максимально библейское, так это слово «Вифлеем») и вижу, что Дидион тридцатилетняя невероятно схожа с собой семидесятилетней. Она как будто old soul, старая душа – что не значит «душная», нет, просто Джоан видит мир чуть почетче, чем все мы, а это и есть одно из самых лучших качеств журналиста, как мне кажется.
Я обращаю внимание на перевод – он очень меня царапает и кажется излишне отредактированным. Исчезла авторская легкость, ее игра слов, а вместо этого русскоязычный текст подернут калифорнийской пылью. Хоть Джоан и родилась в Калифорнии, ее тексты пропитаны какой-то нью-йоркской рефлексией. Могу ли я делать такое сравнение, сидя в однокомнатной квартире где-то в Петербурге? Наверное, да, ведь вся моя жизнь прошла под знаком американской культуры. Мне понятно почти все, о чем пишет Дидион в далеких 1960-х, и я лишь изредка заглядываю в примечания, которые занимают добрую четверть книги. Поверьте, это необходимо, чтобы максимально точно понять все, о чем пишет Дидион.
Ее тексты публиковались в Mademoiselle и Vogue, «дамских журналах» (однажды в сборнике вам встретится имя Хелен Гёрли Браун, основательницы Cosmopolitan, что пришел в Россию с перестройкой и glasnost’yu), что, конечно, ни разу не умаляет качества очерков Дидион – пишу это специально для тех, кто до сих пор считает, будто женское – обязательно второсортное.
Первый же репортаж в книге – о судебном процессе над Люсиль Миллер, убийцей собственного мужа. Он открывает первую из трех частей «Вифлеема», озаглавленную «Как живут в золотом краю» (разумеется, речь о Калифорнии). Пожалуй, я бы рекомендовала опустить этот текст и вернуться к нему после всего остального – он может оттолкнуть определенной черствостью: Дидион старается «держаться над схваткой», не занимая сторон, и несколько отстраненно описывает женщину, прибывшую из американской глубинки в Лос-Анджелес, возжелавшую сладкой жизни вместо занудного существования с мужем-дантистом.
В январе 2022-го Дебра Миллер, старшая из детей Люсиль, напишет колонку в Los Angeles Times под названием «Я считала, что эссе Джоан Дидион погубит мою жизнь. Но случилось нечто иное». Там тоже будет описание рокового дня в октябре 1964-го и отрывки из текста Дидион про то, что дело Миллер – «таблоидный монумент новому стилю жизни». Джоан пишет о людях, прибывающих в Калифорнию с целью сбежать от холода и старых порядков. Однако «новый стиль жизни» ведом им лишь по книгам и газетам – на деле они продолжают все ту же жизнь, ожидая волшебных перемен, которые, вероятно, должны произойти сами собой.
«Мать ненавидела эссе Дидион и передала свою ненависть к нему своим детям, – пишет Дебра Миллер. – Она считала, что текст был местью Дидион за отказ дать интервью. Думаю, этим мама совершила огромную ошибку. Возможно, она бы узнала, что мать достойна сочувствия». Колонка Миллер великолепно дополняет эссе Дидион из другой эпохи. Люсиль стала королевой контрабанды в тюрьме (дети поставляли ей алкоголь), ни разу не попалась и даже вышла по УДО в 1972 году. К тому времени дети с ней не общались. Долгое время Дебра шарахалась от эссе, ненавидела и стыдилась его (кому приятно быть дочерью убийцы из сборника талантливой журналистки?), но однажды, будучи уже взрослой, перечитала и прониклась. Миллер написала Дидион осенью 1991-го и спустя месяц пришел ответ. Джоан признается, что много раз начинала это письмо, но не могла закончить, что крайне тронута словами Дебры. Затем Дидион перешла к странным отношениям между автором и предметом исследования: «Будучи писательницей, я склонна разделять людей и события, о которых пишу. Автор начинает, пытается понять историю, как если бы процесс ее написания завершал ситуацию, становился истиной. Наверное, мне кажется, что писатели так и делают, должны так делать, чтобы сохранять силы вообще что-либо писать. Но разумеется, это иллюзия».
Мне кажется очень важным отметить слова Дидион о разделении, сортировке или упорядочении людей и событий для автора. Обычно любой текст требует структуризации – многие редакторы стараются упорядочить присланный им материал. Так вот, все тексты Дидион – это своего рода структурированный хаос: если она и пытается упорядочить свое повествование, то делает это настолько тонко, что его не отличить от настоящей жизни. В качестве примера прочтите второе эссе в книге – «Джон Уэйн: Песня о любви». Рекомендую вообще начать чтение с него – тогда у вас будет точное представление о стиле молодой Дидион.
Расписываться в любви к актеру – занятие опасное, ведь кино это тоже иллюзия, причем очень убедительная. Когда Джоан пишет об Уэйне, герой ее текста уже болен раком, снимается в своем 165-м фильме и в первом после операции по изъятию лёгкого и двух рёбер. Сейчас мы понимаем неоднозначность фигуры Уэйна: республиканец, он был одним из создателей Кинематографического альянса по сохранению американских идеалов, организованного для борьбы с левыми движениями в киноиндустрии. Его борьба с «коммунистами» Голливуда не станет предметом исследования Дидион; в ее задачу входит рассказ о съемках вестерна «Сыновья Кэти Элдер». Уэйн выписан фигурой мифической, воспоминанием детства, богом вестерна, пусть и подкошенным смертельным заболеванием. При этом, что удивительно, Уэйн у Дидион – живой человек, поскольку ей удается разделить его на Уэйна-звезду и Уэйна-личность.
Самое длинное эссе – заглавное. Дидион проводит несколько дней в компании молодых хиппи из Сан-Франциско, пристально наблюдая за ними, как будто изучая новую разновидность ярких птиц. Она старается не спугнуть их, тщательно расписывая всю природу своих героев. Портрет получается не очень-то радостный: некоторые герои текста попробовали наркотики в раннем возрасте, их идеи абсурдны, их мечты несбыточны. В предисловии к книге Дидион признается: «Из всего сборника именно это эссе мне было важнее всего написать, и оно единственное после публикации привело меня в уныние. Тогда я впервые в жизни имела дело напрямую с признаками тотального разобщения, доказательством того, что мир распадается на части: я отправилась в Сан-Франциско, потому что несколько месяцев не могла работать, меня парализовало убеждение, что письмо – дело несвоевременное, что привычный мне мир больше не существует. Чтобы когда-нибудь вновь взяться за работу, мне нужно было примириться с беспорядком. Вот почему это эссе было для меня таким важным. Но когда оно увидело свет, я поняла, что как бы прямо я ни выражалась, до львиной доли читателей, даже тех, кому понравился мой текст, достучаться у меня не получилось, не получилось объяснить, что речь идет о чем-то более масштабном, чем кучка детей, обвешанных фенечками».
Со стороны все видится иначе, и сейчас считается, что 60-е действительно поставили точку для временно невинного мира (почитайте хотя бы рецензии на «Однажды в Голливуде» Квентина Тарантино, там обязательно будет что-то о прощании с невинностью) и перевели его историю на новые рельсы. Дальше мир покатился в направлении холодной войны, взял небольшой перерыв в 1990-х и снова окунулся в более привычное состояние тревожного предчувствия в начале нулевых. Так вот, сборник «Ползут, чтоб вновь родиться в Вифлееме» – идеальный слепок эпохи перехода, очередного перерождения мира, выполненный талантливой женщиной с острым глазом и метким пером.
Если вам кажется, что сейчас не время для таких текстов, то рискну выдвинуть предположение об их вневременной составляющей: вы никогда не знаете, что случится через год, месяц, день, час, но умелый автор уловит цайтгайст и протащит вас по нему за руку. Очень, знаете ли, хорошее упражнение для сохранения трезвого взгляда.
