Итальянский сеттинг способствует созданию любых историй, если, перефразируя известную рекламу, это истории с романтическим уклоном. Италия в большинстве книг – неизбежное закатывание глаз с томным «ах!» и набивший оскомину туристический набор из аморе, пармеджано и дольче виты под сенью бугенвилий…
«Дворец утопленницы» Кристин Мэнган – редкий, практически уникальный пример Италии вне шаблона «Есть, молиться, любить». Вас ждет совершенно другая страна – абсолютно не романтическая, с отчетливым привкусом готики и чего-то почти кинговского. Но, превратив свою венецианскую историю в стопроцентный саспенс, наполненный атмосферой умирания и страха, Кристин Мэнган совершенно не выглядит вторичной – хотя и не без отчетливого реверанса в сторону отеля «Оверлук».
По промокоду march20 дарим скидку 20 % на каталог Литрес! (включая новинки)
…1966 год, осенняя Венеция в несезон, без глянца и ярких красок: город, еще не переполненный туристами, пребывает в тревожном и зябком полусне, старые палаццо стоят пустыми, исключая разве что прислугу. Дома обветшали, от каналов и облезлых гондол нестерпимо разит канализацией – и это не считая бесконечного дождя почти маркесовских масштабов, который буквально через пару недель приведет к небывалому в истории Венеции наводнению.
Впрочем, это будет чуть позже – пока же моросящие хляби небесные в сочетании с депрессивным мраком и запустением просто создают атмосферу идеального уголка, в котором удобно скрыться от мира. Особенно если речь идет о творческой натуре с зимой в сердце и клокочущей пустотой на том месте, где должна копошиться муза.
Писательница Фрэнки Крой как раз из таких: в первые послевоенные годы она неожиданно для себя «выстрелила» ярким романом «Когда конец настал» – тот самый дебют, который рождается на одном дыхании, о настоящем, о пережитом.
За следующие десять лет Фрэнки, попавшая в число некрупных, но ярких литературных «звездочек», написала еще три романа, однако «с каждой следующей книгой интонация критиков менялась – едва уловимо, но безошибочно. Рецензии на последний ее роман можно было пересчитать по пальцам, да и в тех его вяло поругивали, не забыв при этом посвятить несколько хвалебных строк первой книге, которую, хоть о ней и было в свое время написано немало, кажется, уже не переиздавали».
Четвертый же роман Фрэнки и вовсе разнесли по кирпичикам – особенно в небольшой заметке за подписью Дж. Л.: «Первая строка нового романа Фрэнсис Крой не производит решительно никакого впечатления. Она написана до того пресно, вяло и безжизненно, что автору этой заметки даже пришлось на мгновение отложить книгу, гадая, что сталось с дерзким талантом писательницы, которая запомнилась читающей публике своим ошеломительным дебютом. В новой книге не видно и тени этого таланта».
Крохотная, но безжалостная рецензия оказалась соломинкой, сломавшей спину верблюду: ввергнутая в депрессию и бешенство, Фрэнки устраивает пьяный скандал с мордобоем на одной из околокнижных тусовок, вновь став «звездой» прессы – хотя и не в том качестве, о котором мечтали ее издатели.
Тут-то и подвернулось предложение давней подруги провести «венецианские каникулы» в старом палаццо, зализать раны, а заодно и поработать над романом, который, вероятно, станет для Фрэнки последним: контракт с издателем заканчивается, а о его продлении, в свете случившегося, явно не может быть и речи.
Так Фрэнки оказывается в пустом, необъятном и не слишком уютном дворце в районе Большого канала в полном одиночестве, не считая хмурой и недружелюбной прислуги-итальянки и странных звуков из соседней половины дома, который, по общему уверению, должен быть абсолютно пустым… Впрочем, что ожидать от места, известного как «Дворец утопленницы»: с каждым строением в Венеции связана своя легенда, не обошлось без нее и в этот раз.
Короче говоря, и без того пребывающей в сумрачном настроении Фрэнки здесь явно неуютно, к тому же она ненавидит Венецию и Италию вообще. Но ненависть – отличное топливо для творческого костра, так что потихоньку в старом палаццо рождается новая книга:
«Ее шедевр. Это был роман о Венеции, о горе. Фрэнки писала о женщине, спрятавшейся от мира в старом палаццо, погребенной в нем, точно мумия в саркофаге. Она писала о городе, который, растеряв былое могущество, медленно умирал, о дворцах, которые, оставшись без владельцев, без их заботливых рук, медленно разваливались на части. Свою героиню она описывала так, словно в ней сосредоточилось все то, что писатели, веками стремившиеся в этот сумрачный город, рано или поздно начинали в нем ненавидеть».
Но роман рождается медленно и неуверенно, а затворничество не лучшим образом влияет на Фрэнки: ее паранойя сгущается, как тени в углах пыльных комнат палаццо. Однако скоро одиночество покажется ей не худшей перспективой: в одном из переулков отшельницу буквально атакует восторженная фанатка, каким-то образом узнавшая во Фрэнки автора своей любимой книги. Юная Гилли привязывается к своему кумиру, как клещ, на протяжении недели таская угрюмую Фрэнки по венецианским кафе, извилистым переулкам и прочим достопримечательностям.
Навязчивость неожиданной и совершенно ненужной в сложившихся обстоятельствах подруги доводит Фрэнки до белого каления, но одновременно с этим она неожиданно обнаруживает, что между ней и Гилли существует какая-то связь. Возможно, возникшая задолго до той встречи в Венеции (случайной ли?). При всей разнице в характерах, темпераменте, да и во всем остальном Гилли явно будит во Фрэнки странные чувства – и уже ясно, что ничем хорошим эта встреча не закончится… Гилли воплощает в себе все то, чего Фрэнки была лишена в прошлом, а теперь, накануне окончательного личного и творческого заката, и подавно: «Жизнь Гилли, верно, состоит из удачных совпадений и идеальных мгновений, которые случаются лишь благодаря ее умению оказаться в нужное время в нужном месте и всегда сказать именно то, что нужно».
Такие люди не могут не раздражать, так что уже с первых страниц мы вместе с Фрэнки чувствуем к настырной девушке какую-то инстинктивную неприязнь: слишком много яркости, позитива, слишком много жизни, неуместной в городе, погруженном в дремоту старости. Поскольку «Дворец утопленницы» заявлен как психологический триллер, не удивляйтесь, когда в венецианском канале после того самого наводнения найдут два трупа (факт, между прочим, строго документальный).
Мастерство описания во «Дворце утопленницы» (такого портрета Венеции, действительно, мы еще не видели) Мэнган дополняет искусным нагнетанием интриги: медленная смерть города отлично иллюстрирует духовный (и душевный) распад самой Фрэнки, погребенной в палаццо, точно мумия в саркофаге, и превращающейся в свою тень. И читатель, отчетливо понимая, что реальность он воспринимает исключительно посредством помутненного рассудка героини, неизбежно заражается ее паранойей – для писательницы это, скорее, комплимент.
Кристин Мэнган отлично оперирует всеми составляющими, казалось бы, совершенно не сочетающегося с Италией готического романа, переходящего в конце практически в джалло, – и это неудивительно, учитывая, что свою докторскую диссертацию по английской литературе она посвятила именно готике. Особенно удалась кульминация, достойная, скорее, театральной сцены (неслучайно Фрэнки и Гилли наслаждаются «Макбетом», оперой, состоящей из крови, смерти, предательств и дурных предзнаменований). В финальном крещендо сонм фрейдистских кошмаров и комплексов, бушующих в голове Фрэнки, неконтролируемой стихией вырывается наружу вместе с недописанным романом, страницы которого разлетаются по темным волнам канала (но не надейтесь, это будет еще не конец).
«Она слышала хриплое дыхание – ветра ли, дождя ли, того ли, что взывало к ней с глубины. Закрыв руками уши, она завыла, заголосила так пронзительно, что вопль этот наверняка разнесся по всему стремительно уходящему под воду острову».
Вода, символизирующая текучесть и беспощадность времени, – главная стихия романа: читатель почти физически ощущает ее наступление в промозглой сырости в начале книги и в финальной буре, опустошающей палаццо.
…И все же «Дворец утопленницы» – не только и не столько триллер и уж тем более не эстетичный нуар о «темной стороне» Италии (хотя есть и это, а поклонников черно-белого кино и классической фотографии явно приведет в восторг колористика произведения, написанного практически в монохромной цветовой гамме, с использованием всех возможных оттенков серого).
Прежде всего, это роман о творческой кухне, на которую лучше не заглядывать непосвященным: «Когда б вы знали, из какого сора…». И не в последнюю очередь – книга о «бремени творца», которому приходится платить за «служенье музам» не только личным благополучием, но и разумом, а порой – и жизнью.
И все же «Дворец утопленницы» – идеально прописанная драма о выгорании писателя, отставшего от времени. Так ли уж плохи новые книги Фрэнки? Скорее всего, нет, беда ее лишь в том, что на место послевоенных рефлексий очередного «потерянного поколения» пришла новая эпоха – экзистенциализм, битники, затем рок-н-ролл и психоделика – время переосмысления всех норм, в том числе и литературных. Самых смелых экспериментов, которые неожиданно вошли в моду, той самой молодой шпаны, которая весело и непринужденно стирает с лица земли собственных кумиров.
Так что, отбросив готическую обертку, мы получим довольно проницательный и отлично написанный роман о сути творчества и непостоянстве таланта. Идеальным саундтреком к книге стала бы, наверное, песня The Rolling Stones Out Of Time, штурмовавшая хит-парады именно в 1966 году. Кстати, музыкальных намеков и аллюзий в романе не меньше, чем литературных – не случайно, помимо «Макбета», за кадром звучит Bang Bang (You Shot Me Down) Нэнси Синатры – та самая, что через много лет станет лейтмотивом в фильме «Убить Билла» Квентина Тарантино (концовка романа как раз в его вкусе!).
Впрочем, даже если не углубляться в психологические штудии, «Дворец утопленницы» по крайней мере даст вам повод прогуляться по улочкам Венеции, научиться правильно заказывать кофе в местных ресторанах… И порадоваться тому, что вы сами читаете эту книгу не в «романтичных шестидесятых», а в сухой и теплой квартире: в конце романа плед, а то и чашка горячего чая явно не помешают.
