Делись со мною тем, что знаешь,
И благодарен буду я.
Но ты мне душу предлагаешь —
На кой мне чёрт душа твоя!…
Это Лермонтов и немножко Шиллер. Давно.
А Гриша – сейчас. Неухоженный, сорокалетний, так и не повзрослевший ребёнок. Но это внешнее, а вы посмотрите на его душу, пожалуйста. Нет-нет, не отворачивайтесь, послушайте, о чём она расскажет. Ей, право, есть, что вам поведать: душе-то главного героя четыреста лет, и прожила она великое множество жизней. В XVI веке была мальчиком Гецем где-то в нынешней Украине, потом побывала в Венеции в еврейском гетто, переродилась в марокканскую проститутку, а затем – блоху в концлагере Дахау. Неудивительно, что на фоне этих странствий во времени нынешняя реальность для Гриши – лишь суета сует и томление духа.
И этой реальностью, он – сорокалетний «новый израильтянин», вывезенный из Москвы в раннем детстве отцом, по сути, и не интересуется. Грише скучны новые декорации, для него важнее душа. Как его собственная, давно уставшая от странствий (ведь при каждом перерождении он помнит все свои предыдущие жизни – представляете, какой груз скопился на его плечах за 400 лет?) – так и ещё одна, самая родная душа на свете. Та, что сначала была его маленькой сестрёнкой, после – возлюбленной, а затем и вовсе… Но не будем забегать вперёд. Найти бы её только – здесь и сейчас.
Однако рядом только Марина. Мама Гриши. Которая много лет назад так и не поехала с ним и его отцом в Израиль, так что в гришиной реальности её не было бог знает сколько лет. А потом вернулась. И теперь Гришу кормит, опекает – и дико раздражает. Так что она для него не «мама», а просто Марина. Терпеть можно, но без любви – то ли дело родная душа, оставшаяся где-то в прошлых жизнях, её бы найти.
Но Марина не просто здесь, в квартире, она ещё и в гришину книгу врывается, своими комментариями стирая в пух и прах все возведённые Гришей конструкции. Не было, не верьте, никакой Венеции, а была прорванная канализация в израильской квартире, а это вот навеяло картиной на стене, а это – фразой отца, а это – книгой на полке. Так что, читатели дорогие, не слушайте, о чём там Гриша лепечет – нет никакого перерождения и переселения душ, нет никаких прошлых жизней, только нынешняя, неприкаянная и серая…
Роман-спектакль
Поразительно разным языком написаны эти главы, гришины и маринины, и в разной тональности, а сам роман превращается в увлекательный танец-поединок. В спектакль для двух актёров (декорациями для которого служат четыре столетия человеческой истории). И это неудивительно, ведь в литературу Рои Хен вышел не только из гоголевской шинели (ибо переводил на иврит и Гоголя, и Пушкина), но и с театральных подмостков. И его роман – театрален в лучшем смысле этого слова, каждый монолог – отточен до совершенства.
Собственно, и сам Рои присутствует в книге третьим актёром, ведь и Марина, и Гриша – это две ипостаси его самого.
«Всё началось с того, что я посмотрел на фото маленького Рои, которому девять лет, и понял: это какой-то совершенно другой человек, которого я толком и не знаю. А потом был Рои в 16 лет, влюблённый в русскую литературу, Рои – драматург и переводчик… И каждый – совершенно отдельная, самостоятельная личность. И не думаю, что шестнадцатилетний Рои понял бы меня нынешнего – да и я его немножко побаиваюсь, если честно…»
Но «Души» – это не только «зеркало для автора»: каждый из читателей волей-неволей втягивается в игру, увлечённый ажурным, изящным стилем. Поверишь Грише с его романтикой и даже мистикой – и роман превратится в отличный образец «фантастического реализма», разве что без всякого латиноамериканского влияния (но ведь и у Джека Лондона был, например, «Межзвёздный скиталец»).
А если поверить Марине, которая тоже убедительна, по своему – что же, получится семейная драма об утраченных корнях, эмиграции, одиночестве, о той повседневности, которая без всякой мистики перековывает наши души каждый день, рождая что-то новое. О тщетной попытке достучаться, докричаться до самых близких… Бонусом получите неплохой исторический роман, поскольку как раз «фон» каждой эпохи проработан Рои Хеном потрясающе детально: он сам побывал во всех локациях своего романа, изучив и венецианское гетто, и польские «местечки».
Хотя, возможно, страницы, написанные Мариной – без мистики, без исторического фона – звучат куда пронзительнее, надрывнее. У неё-то жизнь одна, и душа одна, и душа эта вся целиком в Грише. Который бесконечно ищет свою родную душу в глубине веков. Где она то сестра ему, то возлюбленная (или возлюбленный – да, случилось и такое), а она здесь, рядом, по соседству, отчаянно стучит в дверь и просит: «Открой!».
Искренне удивляет и биография автора!
И всё же в странствия душ начинаешь потихоньку верить, познакомившись с историей самого Рои Хена. С чего бы вдруг он, выходец из сефрадской семьи, не имеющий ни капли русской крови, так влюбился в Россию, самостоятельно (и в совершенстве!) освоив язык, полюбив русскую литературу и став одним из главных переводчиков русской классики на иврит.
Да и в нём нынешнем, кажется, живут сразу несколько душ, достаточно было посмотреть на него на встречах в Москве – это настоящий моноспектакль, бахтинский карнавал, где Рои бесконечно, на разные голоса, с разными интонациями, спорит сам с собой, поправляя и одёргивая. Ироничный и грустный, острослов и философ, драматург и переводчик – вот они, несколько жизней в одной, в режиме реального времени, каждую минуту.
И выбрать хочется именно такую жизнь. Одну, но яркую. К чему нас и подводит сам Рои Хен: бессмысленно сидеть на диване и плакаться на судьбу, и в единственной жизни мы можем творить чудеса. Самостоятельно. И без всякой мистики. Хотя и к унылому Грише своему автор милосерден – ведь у каждого в мире найдётся родная душа, которая сможет его полюбить и принять. И это так же несомненно, как и то, что у «Душ» найдётся множество читателей – уж больно ажурно и красиво сделан этот литературный лабиринт…
